Вождь, учитель и кормилец

 

 

                                                                               Охотничья байка-быль

 

Бюст Владимира Ильича Ленина был самым обыкновенным: сделанный из гипса, с умильно-добрым выражением лица, выкрашенный не одним слоем серебрянки так, что по фактуре, цвету и тяжести его можно было принять за отлитый из алюминия.

Такие изделия сотнями и тысячами  изготовлялись в мастерских скульпторов не самого высокого пошиба, обеспечивая их верным куском хлеба с маслом, и рассылались по городам и весям нашей необъятной Родины, дабы украсить присутственные места. И напомнить о незыблемости основ существующего порядка. Но муза истории Клио любит пошутить…

В начале девяностых растерянная власть, не зная, какому божеству поклоняться, а потому сделав однозначный выбор в пользу золотого тельца, выставила вождя из почётного красного угла в пыльный входной тамбур поселкового Совета. Приходящие к главе администрации граждане сначала недоумённо косились на поверженного идола, некоторые ласково поглаживали Ильича по серой блестящей лысине, но потом пыльный бюст примелькался, и на него перестали обращать внимание.  Sic transit gloria mundi – так проходит земная слава.

Егерь Озерновского охотхозяйства  Серёга Келембет давно и успешно очищал окрестные свалки от цветного металла, сдавая его центнерами и имея от этого изрядный «навар». Но постепенно залежи истощались, да и шустрые пацаны, зарабатывая на мороженое и сигареты, составляли в последнее время изрядную конкуренцию. Серёга,  приходя по делам в администрацию посёлка, алчно косился на  вождя мирового пролетариата, но вбитое с пионерского возраста почтение не позволяло так вот запросто утащить бюст из вместилища власти.

Но однажды – была-не-была! – решился попросить у секретаря  разрешения  вывезти Ленина к себе на подворье. Благоразумно умалчивая – зачем. Замотанная работой, исполняющая ещё и обязанности главы секретарь только махнула рукой. В тот же день Келембет  с двумя компаньонами по бизнесу присовокупил Ульянова-Ленина к бухтам алюминиевого провода, разбитым блокам моторов и гнутой кухонной утвари. И тут, в сарае, случился конфуз: небрежно брошенный бюст, ударившись о цементный пол, слегка повредился, и небольшой кусочек плеча откололся и обнажил под старательно наложенным слоем краски бесстыжую белизну гипса.

- Да.... .....мать! – вызверился на подельников Серёга.

- А ты сам-то.....- резонно  ответили ему. Однако тащить обратно и выбрасывать вождя у мужиков не хватило уже ни времени, ни сил.

Так Ленин прижился в сарае до поздней осени.

Незаметно подкрался ноябрь с его охотой на крупного зверя. На Голыгиские охотугодья  подали заявки  клиенты из числа граждан дальнего зарубежья, коим наскучила охота в вылизанных европейских Альпах или в ухоженных национальных парках Канады. Запахло долларами. Егеря и нанятые рабочие суетливо собирались в тундру. В ГТТ грузились припасы, продукты, «Бураны» и всякая мелкая всячина. Сарай опустел, и только в дальнем углу притулился покрытый пылью Ильич.

Потом никто так и не смог вспомнить, в чью затуманенную винными парами голову пришла идея увезти вождя  на центральный охотничий участок.  Для антуража. И чтобы всякая заезжая немчура помнила, где находится. Бюст водрузили на кабину, закрепили растяжками; потом долго стояли и курили, любуясь делом своих рук. Вдруг один из егерей опрометью бросился в дом и тут же выскочил обратно со старым лисьим малахаем в руках.

- Он же, блин, замёрзнет.- Пояснил гуманист в ответ на изумлённые взгляды всей бригады и нахлобучил шапку на ленинскую голову. Вездеход плюнул дымом, взревел, воодушевлённые егеря грянули пьяными голосами разухабистую песню из репертуара Маши Распутиной, и Владимир Ильич отправился в свою почетную последнюю ссылку, как когда-то в Шушенское. Только теперь – в камчатские тундры, чтобы там, на просторе, поразмышлять о людской забывчивости и неблагодарности.

Местный инспектор ГАИ Павленко в надежде поймать и оштрафовать какого-нибудь пьяного водителя  затаился в своём УАЗике  на выезде из поселка, в устье гравийного карьера. Он спокойно попивал «Малкинскую» из пластиковой бутылки, когда в едва начавшихся сумерках раздался рёв дизеля, лязганье гусениц, сквозь фонтаны от грязных луж засверкали фары, и газированная вода колом встала в милицейском горле. Ему потом долго снилась эта сюрреалистическая картина: Ленин в малахае верхом на вездеходе, напоминающем недоброй памяти броневик у Финляндского вокзала в апреле 1917 года, и вместо «Интернационала»- «Отпустите меня в Гималаи». Страж дорожного порядка ударил по газам и задом съехал ещё дальше в карьер, зная по опыту, что с этой публикой лучше не связываться: потеряешь время, да ещё выпить заставят. От широты русской души.

За спиной установленного на охотничьем кордоне Ильича в хорошую погоду  красовались вершины вулканов, берёзы изящно осеняли бюст кружевом ветвей – в общем, «жизнь удалась». Приезжие иностранцы с восторгом фотографировались  на фоне Ленина и щедро шелестели чаевыми. Слава кордона  перешагнула соседние участки и пошла гулять по Камчатке. Конечно же, появились подражатели, но такого роскошного бюста не было больше ни у кого.

Беда пришла, откуда не ждали; вернее, традиционно для России – от немцев. Охотники из Баварии в маленьких тирольских шляпах  с цейссовской оптикой биноклей и прицелов, решили пристрелять свои ружья на вожде.  Сумрачный тевтонский гений  не нашёл почему-то иной цели для своих тяжёлых пуль. Грохнувший выстрел отколол от ленинского плеча кусок раза в три побольше, чем в приснопамятном падении на цементный пол историческую эпоху назад. Поругание святынь не осталось безнаказанным. Соарендатор участка Вася Долевский,  выскочив из коттеджа с берёзовым колом в руках,  медленно и страшно пошёл на старинных недругов русского человека. Немцы – народ с общей с нами генетической памятью со времён Александра Невского,- быстро сориентировались в обстановке и прыснули в распадок, укрывшись в зарослях высокого кедрача. Потом они долго с опаской обходили Васю стороной, бормоча при этом «коммунистишен, коммунистишен», а Васины друзья и коллеги крутили головой, говоря: «Надо же, кинулся, как за отца родного!».  Василий, впрочем, в долгу не остался, прилюдно обозвав немцев фашистами. Со счётом 1:1 злейшие друзья всю охоту просидели по разным углам. Чаевых на этот раз не было.

А и наплевать! У русских собственная гордость. Прилетевший вскоре за немцами вертолёт привёз сухой гипс, который развели и неумело, но старательно заделали очередную после Фанни Каплан рану на ленинском плече. А вождь и учитель и по сей день осеняет своей персоной охотничий участок в окрестностях Голыгинских ключей.

Не верите? Приезжайте в Озерную, и убедитесь.