Одуванчик задумался: «На кой мне тетка, да еще и с проблемами? Одно дело приходить во дворе перекусить, а другое – дом от всякой нечисти вычищать». Но отказаться он не успел...
В дверь стучали. Это было не то чтобы очень удивительно, просто неожиданно. Гости наведывались к Маше редко.. .
Она открыла – на пороге обнаружился дед Егорыч. В своей неизменной тельняшке и вылинявшей до полного бесцветья кепочке.
К груди Егорыч прижимал маленького рыжего щенка:
— Вот. Тебе, — лаконично сообщил он и протянул собачку Маше.
Она приняла подарок, по привычке стараясь не коснуться самого Егорыча. Покрутила щенка перед собой, рассматривая, а еще больше прислушиваясь к своим ощущениям.
Почувствовала удивление, радость, надежду, немножко любви.
— Спасибо, — поблагодарила Маша Егорыча.
— На здоровье, — кивнул тот. — А то ты все одна да одна. Негоже человеку одному жить.
Повернулся и пошел восвояси...
*****
Одна Маша жила давно. Как только поняла, что просто не может дальше оставаться в городе. Касаться каждый день множества людей. Слышать их эмоции, чувствовать то же, что и они.
Откуда у нее взялась эта способность проживать чужие чувства, словно свои собственные, она не знала. Да и никто не знал.
Мозгоправы разводили руками: «Возможно, это генетика, а может, последствия сильного потрясения. У вас ведь были потрясения в жизни?»
Потрясений в Машиной жизни за тридцать восемь лет набралось достаточно. В автомобильную аварию, например, пять лет назад попала вместе с мужем.
Ему хоть бы хны – пара ушибов. А Маша тогда хорошо головой приложилась и ногу сломала. Да так, что доктора еле собрали. Маша до сих пор с палочкой ходит.
Но после того, как ее выписали из стационара, никакой особенной чувствительности она за собой не замечала. Мало того, она даже умудрилась не заметить, что у мужа появилась другая...
То ли пока она, Маша, валялась в больнице, то ли чуть позже. А может, эта другая давно была. Просто тогда благоверный еще не выбрал, кто ему больше нужен.
А после Машиной выписки все козыри оказались в руках у этой самой – другой. Она наверняка была стройной, молодой, красивой и здоровой.
Не то, что Маша после всех злоключений: уставшая, нервная, хромоногая. Да еще и располневшая. С палкой не очень-то побегаешь. Вот и набрала пяток лишних кило.
— Разлюбил, — сказал муж на прощание. — Ты сильно изменилась, Машка.
Сказал и ушел. Маша пережила. Трудно, но получилось. Скакала, как раненая птица на одной ноге, и плакала неслышно, жалела себя.
Время подлечило. Машина жизнь вроде успокоилась. И вдруг вылезла эта... То ли супер эмпатия, то ли гиперчувствительность. Как такое называется, кто его знает.
Однажды ни с того ни с сего, когда Маша ухватилась за поручень в автобусе, то прикоснулась нечаянно к чужой руке.
Вот тут и обдало ее такой злобой и раздражением, что Маша свою руку отдернула и попятилась. Хотя вроде бы некуда – автобус битком.
«Что это было? — удивилась Маша. — Это не мое! Мне столько злости за всю жизнь не накопить!»
Присмотрелась к хозяину руки, до которой она только что невольно дотронулась: хмурый мужчина, желваки ходят, в поручень так вцепился, что аж костяшки побелели.
Тогда Маша еще не знала, что к чему. Поняла позже. Да и как тут не понять...
Теперь каждая поездка в общественном транспорте превращалась в пытку. Особенно летом. Зимой-то еще ничего: все укутаны в сто одежек, а вот с приходом тепла наступал Машин персональный кошмар.
Стоило ей прикоснуться к коже незнакомца, как она проваливалась в водоворот из чужих чувств и настроений. Чаще всего темный и страшный. Сколько же в людях было всякой дряни! Зависть, ненависть, жадность, подлость...
А на работе? Боже, чего она только не узнала, когда коллега Маринка нагнала ее в коридоре и, прихватив за локоток, зашептала на ухо:
— Машенька, ты прекрасно выглядишь, и прихрамываешь совсем незаметно. А вот наша Сонька, хоть и здоровая, как лошадь, а на каблуках ходить так и не научилась. Прям, корова на льду. А еще к шефу лезет. Можно подумать, у нее есть шансы.
Вроде бы обычные бабские сплетни... Но вот только вместе с ними затопило Машу такой зловонной жижей из презрения, брезгливости и высокомерия, что она буквально выдернула локоть из Маринкиных пальчиков и поковыляла торопливо прочь.
— Чокнутая, — фыркнула Маринка. — Не зря от тебя мужик сбежал.
Но Маша не слушала. Слова, даже самые обидные — всего лишь бледные тени от чувств. А Маша теперь видела то, что отбрасывает эти тени. Общаться с коллегами стало сложно...
*****
Именно тогда она начала ходить по психологам и психотерапевтам, надеясь вернуть свою прошлую жизнь. Тщетно.
Наконец, Маша решилась уехать, чтобы окончательно не сойти с ума, не захлебнуться в чужих чувствах, спастись.
Перешла на удаленку, нашла домик на отшибе в полупустой деревеньке и зажила себе тихо и одиноко. Думала, легко станет. Но нет...
Лучше, конечно, чем в городе, но и здесь частенько то тоска навалится, то тревога по сердцу царапнет, то страх ледяными лапами вцепится.
Соседи, в основном, старички, живут в каком-то своем мирке. До Маши им дела мало. Спустя время, Маша, конечно, с некоторыми познакомилась. Но близко никого не подпускала. Боялась. Мало ли что...
А потом выяснилось, что зря боялась. Другие души у местных жителей, и чувства в них живут другие.
Узнала это Маша совершенно случайно...
*****
День у нее тогда выдался плохой. Тоскливый. Сидела она перед домом на лавочке, грустила, мысли разные в голове ворочала:
«За что мне напасть эта? С людьми жить не могу, а одной иногда так тошно, что хоть волком вой!»
Да так задумалась, что ничего вокруг себя не замечала. И вдруг... Такое спокойствие на нее снизошло, такая благодать, какой, наверное, и на свете-то не бывает.
Встрепенулась, а рядом на лавочке дед Егорыч сидит и за руку ее держит:
— Не грусти, милая.
Маша ему улыбнулась, он в ответ. А улыбка теплая, понимающая. В серых глазах мудрость... Словно увидел он Машину душу до самого донышка.
И вот сегодня принес щенка.
*****
Дед Егорыч, когда забирал Рыжего от мамки, строго-настрого ему наказал:
— Помоги ей, Рыжий. Сердце у тебя доброе, светлое, верное. А она... Ранило ее что-то, да так ранило, что кровит до сих пор. Не может она с людьми. Разное в нас понамешано. А ей от этого больно. Вылечи ее, успокой. Ты сумеешь.
Рыжий не спорил. Он верил, что получится. Кому же еще, если не собакам, человечьи души лечить?
А Маша и правда была раненная. Рыжий это почувствовал, когда она взяла его на руки.
— Какой же ты славный, — прошептала она ему в треугольничек уха.
Дома опустила на пол. Рыжий огляделся и понял – нужен помощник. Чистенько у нее, уютно вроде, а вот по углам засело темное, невидное людям. Много его скопилось...
В углу одиночество сплело сеть паучью. За печкой тоска шебуршит, словно мышь. Под столом страх свернулся клубком.
Много Маша дряни всякой с собой привезла, сама не ведая. И своей, и чужой, которая к ней в городе налипла, слетелась на ее чувствительность.
«Кот нужен! — решил Рыжий. — Без кота никак. Наш брат многое прогнать может, но не все. То, что по углам схоронилось, так просто не вытащишь. А вот кошки в любую щелку просочатся, каждый уголок вычистят…»
Но где взять кота?
*****
Одуванчик жил сам по себе. По дворам ходил, мышей ловил, ласку требовал, угощение выпрашивал. В общем, обычная кошачья жизнь. Вроде общий кот, а вроде и ничей.
На жизнь Одуванчик не жаловался. Друзей не искал. И очень удивился, когда однажды из дома на отшибе, где жила одинокая тетка, выскочил собачий пацан обычной дворянской породы – коренастый, остроухий, рыжий.
Выскочил и вместо того, чтобы дурашливо затявкать, очень почтительно обратился к коту:
— Уважаемый, а вам случайно не нужен постоянный угол для жизни?
— С какой целью интересуешься? — Одуванчик присел на травку, обернул лапы белым хвостом.
— У моей хозяйки дрянь всякая в доме расплодилась. Боюсь, один не справлюсь, — честно признался Рыжий. — Чувства дурные по углам шуршат, за печкой таятся...
Она у меня чувствительная, вот и нацепляла всякого, да домой притащила. Мучают они ее, а она и понять не может, в чем дело.
— А мне от этого какая польза? — прищурился Одуванчик.
— Ну как... Крыша над головой, человек свой, еда всегда в миске. Да вы попробуйте, может, вам моя Маша понравится. Она хорошая, немножко, правда, не такая, как все...
Но это и к лучшему – мои желания с полугавка понимает, словно собачий язык ей родной.
Одуванчик выгнул белую спину, потянулся, задумался:
«С одной стороны, вроде звучит хорошо, а с другой стороны, я кот вольный. На кой мне тетка, да еще и с проблемами? Одно дело к ней приходить во дворе перекусить, а другое дело – дом от всякой нечисти вычищать».
Но отказаться он не успел...
*****
«Кот наш пожаловал, надо бы угостить», — подумала Маша, увидев Одуванчика в окно.
Она всегда кормила «общего» деревенского кота. Словно соблюдала негласный уговор. Кот приходил, садился возле калитки и ждал.
И Маша обязательно находила для него что-нибудь съестное. Выносила блюдце с угощением, ставила на дорожку и наблюдала, как Одуванчик трапезничает. А потом удаляется по своим кошачьим делам...
Сегодня кот был не один. Напротив него сидел Рыжий... Маша заторопилась – как бы не подрались.
— Рыжий, ты гостя нашего не обижай, — велела она.
«Словно этот шкет может меня обидеть, — подумал Одуванчик. — Но тетке плюс в карму. Сразу видно – душевная. Может, и правда стоит с ней поближе познакомиться. А там посмотрим…»
И, решившись, Одуванчик нарушил традицию. Он подошел к Машиным ногам и легонько потерся о них боком, тронул хвостом. Почувствовал...
— Ну как? — забеспокоился Рыжий.
— Вроде годится, — ответил Одуванчик.
Тем временем Маша присела и погладила белую спинку кота. Покой скользнул по ее руке, добрался до сердца и свернулся там в клубочек.
А еще несколько туманных кошачьих желаний увязались следом: дом, огонь, уютные колени, снежок за окном.
— Ты хочешь быть домашним? — поняла Маша.
— И правда, удивительная тетка! — Одуванчик скосил зеленый глаз на Рыжего.
— Я же говорил, — замахал хвостом тот, от радости переходя на ты: — Ну как? Останешься?
— Останешься у меня? — почти в унисон с ним предложила Маша.
Одуванчик муркнул и направился к двери – он остается.
*****
— Ну, как дела, Маша? Как там Рыжий? — дед Егорыч стоял у калитки.
— Замечательно, — улыбнулась ему Маша, оторвавшись от прополки. — Да чего же это мы с вами все на улице? Заходите в дом, с Рыжим пообщаетесь, чайку попьем.
Егорыч не удивился внезапному радушию:
«Помог, значит, Рыжий. Быстро-то как у него получилось».
Пройдя на кухню, он понял, в чем дело – Рыжий врачевал Машину душу не один. У него объявился помощник. Да еще какой!
Зеленоглазый белый кот восседал на табуретке и по-хозяйски встречал гостя. Сам же Рыжий вылетел ураганчиком из-под стола.
Он хотел рассказать старику, как лихо они расправились с Машиной тоской, одиночеством и болью. Как Одуванчик вытаскивал из углов печали, как он, Рыжий, гнал за дверь скользкую, похожую на гигантского слизняка, депрессию...
Старик все понял без слов. И пусть он не видел Машин дом так, как его видели кот и пес, но заметил, что светлее стало вокруг, радостнее.
Да и сама Маша расцвела. Пусть и по привычке старается не касаться Егорыча, нет больше страха в ее глазах. Ушел.
*****
— Вылечили мы ее, получается? — допытывался вечером Рыжий у Одуванчика. — И дом вылечили? Только вот все равно я не понимаю, как же Маша дальше жить будет?
Ведь стоит ей дрянного человека встретить, и опять плохо станет. Никуда ведь ее сверхчувствительность не делась.
— Ну а мы тогда здесь на кой? — хвост одуванчика ходил из стороны в сторону. — Экий ты еще глупый, Рыженький! Мы же разве подпустим к ней дрянного человека?
Рыжий замотал остроухой головой.
— Вот то-то и оно! А хорошие пусть приходят. От них Маше только польза.
*****
Сама Маша, тем временем, рассматривала тени на потолке, лежа в постели, и думала:
«Вот ведь, как жизнь меняется непредсказуемо. Ну и пусть я странная. С этим тоже жить можно. Главное – окружить себя чистыми душами».
Две такие души у нее уже были – кот и пес. Да еще Егорыч, светлый человек, в гости заходит.
Наверняка есть и другие. И Маша их обязательно встретит рано или поздно...
Автор АЛЁНА СЛЮСАРЕНКО
Свежие комментарии