Можно, конечно, было бесконечно ходить по скучному двору, по тропинкам рядом с только-только высаженными деревьями, вдоль забора, окружавшего жилищный комплекс, словно загон для племенного скота.
Но ей приелось это в первые несколько дней. Слишком уж там было однообразно. Слишком мало отвлекающих факторов. Слишком много простора для мрачных мыслей...
Он тоже приходил сюда постоянно – надо, ничего не поделаешь. Завёл собаку – соответствуй и делай для нового друга всё по высшему разряду.
Никакой халтуры: прогулки каждый день, как по часам! И обязательно на природе. И непременно – с подвижными играми и прочими развлечениями для нового члена семьи.
Оно, может, и к лучшему… В этой новой для него околособачьей рутине он забывал о последнем годе, как о страшном сне, и на мгновения как будто бы приходил в норму...
О том, что её пёс завёл себе новую подружку, она догадывалась. Где иначе он мог пропадать, так надолго уходя в заросли у реки? И всё же, до последнего она сомневалась: может, прячет что-нибудь или за белками охотится?
Он же давным-давно заметил этого пятнистого нахала, ошивавшегося возле его болонки. Впрочем, его это не сильно заботило: пусть хоть кому-то из них двоих улыбнётся то самое тихое семейное счастье.
Пятнистый выходил к ним на опушку по вторникам, четвергам и пятницам. «Должно быть, в остальные дни хозяева выгуливают его в другое время», – решил он.
В одну из пятниц он, будучи впервые за долгое, долгое, долгое время в чуть приподнятом расположении духа, решил проследить за пятнистым, когда тот услышит клич хозяина.
– Чарли! – послышался, наконец, голос откуда-то с другой стороны реки. Голос, к его удивлению, оказался женским.
Пятнистый, отвлёкшись от игры с болонкой, прислушался.
– Чарли! – повторил голос.
Пятнистый глянул на болонку, гавкнул и рванул на голос хозяйки. Болонка последовала за ним.
– Диди! – окликнул свою собаку он, но та уже была на полпути к мостику. Пришлось ускориться, чтобы совсем не потерять их обоих из виду.
На другой стороне реки он настиг их. И увидел её...
В длинном бежевом плаще, обмотанная кашемировым шарфом, с волосами цвета утренней зари, она как нельзя лучше вписывалась в окружающий пейзаж, словно бы воплощая собой само слово: «Осень».
Морщинки в уголках глаз и губ намекали на её возраст – удивительный возраст, в котором не так давно был и он сам. Возраст, в котором, прожив без малого половину отмеренного самим себе срока, неустанно задаёшься вопросом:
«Ну, и чем ещё этот мир может меня удивить?»
У кого-то этот возраст ассоциировался с личностными кризисами, но ему тогда было не до кризисов. Ей сейчас – уж тем более.
– Пойдём, Чарли, хватит на сегодня, – говорила хозяйка своему пятнистому другу.
Он, тем временем, думал, с чего начать разговор с ней.
– Здравствуйте, – не придумав ничего лучшего, сказал он.
– Ой, здравствуйте. Ваша красавица?
Он не сразу понял, кого имеет в виду незнакомка. Ах, да, собаку, конечно же собаку.
– А… Да. Моя.
– Как зовут?
– Диди.
– Моего – Чарли. А меня – Марина.
– Владимир. Очень приятно...
Откуда-то с севера их обдало колючим холодком неловкого молчания. Пятнистый и болонка переглянулись, а затем – залаяли наперебой.
– Да, приятно было познакомиться. Ну, мы пойдём. До новых встреч! – сказала она, увлекая за собой своего питомца.
– Да… Да, – будто бы очнувшись от векового сна, сказал он в ответ.
Все выходные он провёл в парке вместе с Диди, стараясь оставаться в ареале того же самого места, в котором они гуляли в пятницу. С наивностью мальчишки он ходил и ждал, что вот-вот откуда-нибудь появится пятнистый нахал и…
И что? Что он будет делать тогда? Он не имел об этом ни малейшего понятия. Впервые с бойких юных лет, он жил одним лишь порывом и наслаждался красотой текущего момента, не строя совершенно никаких планов.
Она возвращаться в парк не спешила. И хотя Чарли настойчиво звал её, изнывая и скуля, она всё равно решила провести выходные в квартире.
В понедельник они немного прошлись по двору, и на этом всё. Однако во вторник она, всё же, отвела Чарли на его излюбленную полянку у реки.
«Будь, что будет», – решила она.
Они встретились снова. Опять – при тех же обстоятельствах. На сей раз разговор их продлился дольше. Они уже знали имена друг друга, говорившие о них не больше, чем клички говорили об их питомцах.
Потому перешли к базовой информации, которую люди обычно помещают на визитных карточках или пишут в анкетах на сайтах знакомств:
Сорок три. Бухгалтер. Двое взрослых детей. Была счастлива в браке ровно двадцать два года...
Пятьдесят девять. Дантист. Три дочери. Внуки. Прожил с женой душа в душу тридцать шесть лет. Тридцать седьмую годовщину встречал один...
Делясь ничего по-настоящему не значащими фактами о себе, они мало-помалу перешли к чему-то, что было действительно важно. К чему-то, что занимало их души уже долгое время, и от чего они никак не могли найти избавления.
Об уходе супругов оба говорили сдержано: тезисно, монотонно, стараясь ненароком не углубиться в лишние детали и, чего доброго, не расчувствоваться.
Её муж погиб в автокатастрофе, в которой сама она чудом осталась жива. Его жену забрала болезнь – просто и прозаично.
В тот день разговор их закончился на печальной ноте: едва они начали порционно, по капле делиться своим горем, как их четвероногие друзья одномоментно стали увлекать их за собой, лая и носясь кругами.
Оба обрадовались возможности уйти от печальной темы, однако огорчились необходимости в принципе прерывать разговор.
– Вы тут часто гуляете? – поинтересовался он, беря Диди на поводок.
– Почти каждый день, просто в разное время, – ответила она.
– Завтра тут будете?
– Да, наверное.
– Тогда на этом же месте?
– Почему бы и нет.
И с этих слов началось их ежевечернее общение, плавно перераставшее во что-то, способность к чему, как им обоим совсем недавно казалось, они оба безвозвратно утратили.
– То есть, Чарли у вас совсем недавно? – спрашивал он, когда они прогуливались вдоль реки, следуя за гарцующими и наслаждающимися простотой жизни питомцами.
– Да. Взяла его через какое-то время после… После того…
– Я понял. Я Диди тоже взял совсем крохой, почти сразу после похорон. Жена хотела, чтобы рядом со мной кто-то был, когда она уйдёт. Последние дни только об этом и говорила.
– А Чарли как будто сам меня нашёл. Иду домой, смотрю – у подъезда сидит. Раз прошла мимо, два, три. Потом решила: а кому хуже будет? Взяла к себе. Ошейника на нём не было, так что… Ну-ка стой! Чарли! Нельзя!
Она окликнула пса, подозрительно близко ошивавшегося у воды. Строго говоря, намерений прыгать в реку у Чарли и не было. Но, чтобы не нервировать хозяйку, он вернулся на прогулочную дорожку.
– Это правильно, – сказал он, чтобы чем-то ответить на её историю, – Со всех сторон, как ни посмотри. С одной стороны, бездомных – их ведь всегда жалко, правильно?
С другой… Даже не знаю, как выразиться-то правильно… В общем, есть даже исследования на эту тему: что животные лучше любых мозгоправов помогают пережить утрату.
– Наверное. В каком-то смысле, действительно легче становится: отвлекаешься, переключаешься, заново учишься с кем-то сосуществовать. Но с другой стороны… Чарли, когда спит, всегда ложится лапами кверху и храпит.
– Понимаю, – засмеялся он, – Чужой храп – не лучшее снотворное.
– Не в этом дело, – возразила она, – Когда он так делает, то до ужаса напоминает мне мужа. Это странно, знаю. Возможно, это я уже рассудком подвинулась, но…
– Нет, это нормально. Иногда и в облаке на небе, и в пятне на стене можно разглядеть чьё-то лицо. Так работает психика. Диди вот чихает так… По-человечески, что ли. Тоже невольно вспоминается… А впрочем, не будем об этом.
Они всё шли и шли вдоль реки, пока солнце не скрылось за горизонтом и не стало слишком холодно для того, чтобы продолжать даже самую тёплую и приятную беседу.
– Завтра на том же месте? – спросила она, улыбнувшись.
– А что, если в кофейне недалеко от входа в парк? Есть отличное место…
Отчего-то она вдруг посмотрела на него испуганно. От её взгляда ему и самому стало не по себе – он в самом деле приглашает её на свидание? На дурацкое, глупое, по-юношески банальное свидание в кофейне за углом?
– Сугубо для того, чтобы хоть где-нибудь присесть, – решил свести всё в шутку он, – А то, знаете, колени… А здесь как назло ни одной скамейки.
– Ну, если так… – начала соглашаться она, видя, как и он, эти новёхонькие лавочки через каждые тридцать шагов, с которых открывался живописный вид на реку.
Следующим вечером, когда они сидели за обещанным столиком на веранде и впрямь неплохой и уютной кофеенки, Чарли и Диди, привязанные рядом, с упоением наблюдали за хозяевами, неторопливо потягивающими свои латте. Или, может быть, рафы, или капучино, или что там было в их чашках – не всё ли равно?
В тот день вся мишура, всё внешнее, весь антураж для них существовал лишь постольку, поскольку того требовал этикет и традиции: в их возрасте они физически не могли позволить себе пренебречь этими условностями.
Чем ближе они узнавали друг друга, тем ценнее для них становилась каждая следующая секунда, проведённая рядом. Их снова переполняли чувства. Они снова смущались и переживали о том, чтобы смущение их не проступило слишком сильным румянцем на щеках или блеском в глазах.
Весь вечер он боялся взять её за руку…
Боялся так, словно он не прожил уже половины жизни, и не видел всего того, что успел повидать.
Боялся так, будто он снова юн, а впереди у него – вечность, которую он проведёт в стыде и самобичевании, если сейчас, на этом первом свидании, что-то пойдёт не так.
К счастью, мудрость и опыт возобладали над робостью и страхом неизвестности. Чарли и Диди одобрительно пискнули, когда его рука коснулась её руки...
*****
Через год они вспоминали своё первое настоящее свидание с улыбкой, наслаждаясь вечерним бокалом вина после очередного рабочего дня.
Теперь они жили вместе, и им не было нужды ходить в парк, чтобы встретиться друг с другом. Разумеется, они прогуливались там, выводя в свет своих питомцев, которые, кажется, больше них радовались тому, как переменилась жизнь.
– А где Чарли? – спросил он, вставая с дивана в гостиной и направляясь в кухню за поспевающей в духовке пиццей.
– Спит, – ответила она, глядя на притаившегося в дальнем углу комнаты пса, лежавшего на спине кверху лапами и тихонько похрапывавшего на полу.
– О, точно, – сказал он, прищурив глаза и всмотревшись в тёмный угол, – А то я слышу: шумит, а не пойму, где, ха-ха!
Диди запрыгнула на диван к своей новоиспечённой хозяйке. Та принялась чесать её, пока хозяин доставал из духовки их ленивый ужин.
Вернувшись с пищей, он поставил блюдо на журнальный столик перед телевизором и, не став тревожить Диди, сел на ручку дивана рядом со своей женщиной.
– На носу у неё что-то, – задумчиво сказала она и стряхнула нечто, напоминавшее лёгкое белое пёрышко с носика Диди.
Та чихнула, от чего он невольно вздрогнул, так это было неожиданно. Взяв кусок пиццы, он задумчиво посмотрел на Диди. Она, всё ещё почёсывая Диди, смотрела на Чарли.
Оба думали об одном и том же: о невозможном и, в то же время, таком очевидном:
Это они привели нас друг к другу...
Это они познакомили нас...
Это они заставили нас вновь полюбить кого-то...
Это они...
Она перевела взгляд на него. Он посмотрел на неё.
«Да нет, глупости, просто вино дало в голову – вот и всё…» – одновременно подумали они, решив и в этот раз не озвучивать друг другу своих догадок.
«Нельзя, чтобы они догадались», – подумала Диди, прыгнула на журнальный стол и демонстративно взяла с него кусочек ужина.
Автор ГЕОРГИЙ АПАЛЬКОВ
Свежие комментарии